Будни имперской стражи[СИ] - Матвей Курилкин

Все еще раздумывая над непонятной встречей, и уже не обращая внимания на красоты природы, я подошел к той двери, к которой мне велели подойти, и постучался. Ко мне вышел дворцовый служащий, который долго водил меня по коридорам, и, в конце концов, оставил возле невзрачной деревянной двери. Докладывать обо мне он не стал, так что я просто вошел, и остановился на пороге. Сказать, что оказавшаяся за дверью комната была велика, было бы преувеличением. Это была достаточно просторная комната, с высокими потолками, но просторной она казалось скорее из-за того, что в ней почти не было мебели, а одну из стен почти целиком занимало окно. Не смотря на аскетичную обстановку, помещение было очень уютным. Ясно было, что здесь можно без особого ущерба для душевного здоровья проводить по нескольку часов в день. Украшений тоже было не слишком много, только на одной из стен висело несколько картин, рассмотреть которые я не успел. В общем, непонятно, каким образом архитекторам и декораторам, которые все это сотворили, удалось добиться такого эффекта, но то, что им пришлось здорово потрудиться, сомнений не вызывало. И император в своем строгом, полувоенном мундире, сидящий за простым письменным столом, смотрелся здесь очень органично. Хотя не знай я заранее, кто хозяин кабинета, мне бы и в голову не пришло, что это именно он — правитель Империи, один из самых могущественных разумных в мире.

Только удивлением от несоответствия облика императору ожидаемому, можно объяснить, что я не сразу заметил девушку, которая устроилась на стуле по правую руку от императора. А между тем, это была та самая девушка, которую я только что видел в парке. И темная накидка, на которую я тогда обратил внимание, при ближайшем рассмотрении оказалась традиционным одеянием Матери Семьи. Эльфам, в отличие от людей, все равно, кто является главой рода, мужчина, или женщина. Того, кто ведет за собой семью они зовут либо матерью, либо отцом, не зависимо от возраста предводителя. Если титул наследует женщина — она становится матерью семьи, если мужчина — отцом. Мне до сих пор не приходилось видеть титулованных эльфов, поэтому неудивительно, что я не сразу распознал в девушке таковую. А между тем, длинная, цвета молодой зелени накидка, украшенная тоже зелеными, хотя и более темного цвета узорами, ясно указывали, что передо мной именно она — Мать Семьи. И нетрудно догадаться, что убитый мной комендант был одним из ее "сыновей". Понятно теперь, почему она так внимательно смотрела на меня — Мать не может не узнать убийцу одного из ее Сыновей.

Камень, который и так уютно устроился у меня в душе потяжелел в несколько раз. Я — то ожидал увидеть кого-нибудь, вроде моей родной матушки — холодную, расчетливую владычицу Семьи, которая привыкла распоряжаться жизнями своих сородичей руководствуюсь только такими понятиями, как польза и честь Семьи. Проклятье! Я не ожидал, что мне придется объяснять, почему я отнял жизнь ее Сына молоденькой девушке, почти девчонке. Я знал, что мне нечего стыдиться, и все равно почувствовал себя сволочью. Остатки уверенности в себе тихо растворились, под взглядами двух пар глаз — серьезных и изучающих Матери, и внимательных и почему-то любопытных — императора. Нервно вздохнув я подошел поближе и остановился. У меня пересохло в горле от волнения, да и мысли в голове путались, но я все-таки нашел в себе силы изобразить какое-то подобие поклона, и хрипло проговорил:

— Мать Сенней, император. Я готов ответить на ваши вопросы.

Фраза эта не только была далека от приветствия, соответствующего этикету, она граничила с грубостью, но я просто не смог себя заставить витиевато рассыпаться в изъявлениях того удовольствия, которое я испытываю от встречи с такими недосягаемыми личностями, как император и Мать семьи. Мне показалось, что будет лицемерно уверять о своем хорошем настроении девочку, чьего родственника я убил, даже если все будут понимать, что это всего лишь дань вежливости.

Мать Сенней подошла ко мне поближе и внимательно всмотрелась мне в лицо:

— За что ты убил моего сына?

— Я убил его, потому что он хладнокровно распоряжался жизнями тех, за кого отвечал.

Она еще внимательнее всмотрелась мне в глаза, и отрицательно покачала головой:

— Это не вся правда.

— Вы правы. Я мстил за свою бывшую возлюбленную, которую он тоже убил. И еще я спасал своих друзей.

На этот раз она медленно кивнула. Я слышал, что владыки семей у эльфов наделены некоторыми спобностями, позволяющими понимать, правду ли говорит разумный.

— Как он умер?

Я подавил тяжелый вздох. Мне не хотелось говорить, но выбора не было.

— Я парализовал его ядом, а потом заколол.

Девушка отшатнулась. Она смотрела на меня с ужасом, но самое страшное, что к этому ужасу примешивалось понимание.

— Он чувствовал, как умирает?

— Да. Он все видел, и чувствовал, но не мог пошевелиться.

— Неужели ты не мог убить его менее жестоко?

— Не знаю. Я сам был почти мертв, — она нахмурилась — и я хотел, чтобы он умер именно так. Чтобы он почувствовал то, что чувствовали его жертвы.

— Он заслуживал этого?

— Я не знаю. Я думаю, что заслуживал.

Мать Сенней молча смотрела на меня несколько мгновений, а потом, повернувшись к императору, сказала:

— У меня нет больше вопросов, отец мой.

Разговор наш длился недолго, но я уже успел забыть о том, что кроме нас двоих в комнате присутствует еще и император. Он внимательно посмотрел на меня, слегка склонив голову на бок, и вид у него при этом был совершенно несерьезный. Мне упорно казалось, что император готовится сказать что-то забавное. Я окончательно перестал понимать, что происходит, стало совсем неуютно, и захотелось поскорее получить свой приговор, и убраться из кабинета куда-нибудь подальше отсюда, пускай, даже на каторгу, или вообще — на плаху. На меня смотрели двое очень могущественных разумных, от которых сейчас зависела моя дальнейшая судьба, и по их виду было совершенно непонятно, какое решение они примут. Тяжелое молчание никак не кончалось, и мне уже не было ни страшно, ни стыдно — хотелось нагрубить и сплюнуть на пол. Но я сдержался, конечно.

Наконец, император нарушил молчание. Голос его был не слишком громок, но строг, в нем сквозил холод и властность. В сочетании с несерьезным выражением лица это здорово сбивало с толку…

— Ты мог его убить, чтобы защитить себя. Ты мог его убить, чтобы выполнить долг, и защитить тех, кого должен был защитить. Ты мог его убить из мести. Он заслуживал смерти. Но ты убил, потому что посчитал, что можешь судить. А судить ты не имел права, сид. В империи только я могу выносить смертный приговор, а ты присвоил себе мои прерогативы. На момент совершения преступления, ты еще не был полноценным гражданином империи, и будь это так сейчас, я бы вышвырнул тебя из страны. Но я вижу, что твое непосредственное начальство посчитало, что ты достоин того, что бы тебя защищать. Я уважаю мнение своих подданных, и не буду его отменять. Но и простить тебя не могу. Это было бы слабостью. Я решил так: пусть будет, как скажет дочь моя.